Приморская деревня в лицах

Я вот всё за бедных переживаю. Почти полстраны (45 %) живёт на 15 тысяч рублей в месяц, а 8,6 % имеют доход не более пяти тысяч. Это даже не жизнь, а существование. Я цитирую какого-то французского философа двухсотлетней давности про крайнюю бедность народа, которая почти всегда является преступлением его вождей. Потом я волоку на своих правителей…

— Да чёрт с ними, с правителями! — говорит мне Ольга. — Лишь бы не мешали работать, а мы уж как-нибудь сами.

Ольга — славная молодая женщина, фермер из маленького приморского села. Уже лет десять каждую неделю она приезжает во Владивосток, ставит свой старенький микроавтобус возле нашего дома и продаёт «с колёс» молоко, сметану, творог, полуфабрикаты — манты, хинкали, пельмени, долму, вареники, котлеты, выпечку: пирожки, ватрушки, хворост. Наименований 30 в ассортименте, не меньше, и постоянно что-то новое прибавляется.

Ольгу, кажется, уже вся наша округа знает. Я тоже её верный клиент, здороваюсь с радостью, покупаю с удовольствием. А разговорились только сейчас. Слово за слово, и получился короткий, но, сдаётся мне, очень точный ответ на вопрос, почему в России так много людей сирых, бедных и голодных.

Работать надо, вот и всё! Работать много, трудно, на совесть. Как Ольга, которая вся в делах — каждый день, с утра до ночи. Коровы, бычки, свиньи, куры, огород. Кормить, поить, доить, убирать.

По средам и воскресеньям подъём в пять утра и к плите — тесто, начинка, фарш. Выпекать-морозить-паковать. До 12, до часу дня. Потом в машину и во Владивосток — на свои торговые не точки даже, а так, запятые, в виде машино-места на Нейбута и Сабанеева. Вечером домой.

— Мы справляемся, — говорит Ольга. — Да, всё нелегко даётся, всё дорого. У нас два кредита. Корова 65–80 тысяч стоит. У нас их две, у мамы десять. Корма дорогие. Одно сено в зиму 150 тысяч рублей обходится. Телёнка выкармливать — дорого. Сено жрёт, траву жрёт, кашу жрёт. А каша должна быть на молоке! От мамки только в шесть месяцев забираем. Разведение, содержание, продукция — у нас всё по технологии.

— Много вас таких, работящих, в деревне?

— Да куда там, — включается в разговор Олина мама, 63-летняя Наталья. — Мало кто сейчас держит коров, слишком хлопотно. Мы родственникам недавно предложили пару поросят, выращивайте, и сами с мясом будете, и деньги выручите. Отказались. Никто не хочет возиться. Огороды ещё держат, но только для себя, картошка там, помидоры-огурцы. Получают эту свою пенсию 10–12 тысяч, и довольны. Есть семьи, где живут на детские пособия. Хотя детей у нас в деревне всё меньше, да и народ тоже исчезает. Кто умер от старости, кто спился, кто снаркоманился. В советские времена нас больше тысячи человек было, сейчас, наверное, вдвое меньше.

— Наталья, вас не пугает будущее?

— Я же из 90-х, меня уже ничем не испугать, — смеётся Наталья и закуривает очередную сигаретку. — В 90-е, чтобы прокормить трёх детей, я научилась печь самый лучший хлеб, мы с мужем рецептуру по всем окрестным деревням у бабушек собирали. А сейчас наши с дочкой полуфабрикаты и выпечка на ура расходятся. Так что лет до 70, ну, и ещё потом лет пять есть чем заняться.

А будущее — это внук мой. В свои 11 уже настоящий помощник, трактором управляет, машину водит, много что умеет по дому и по хозяйству. Учится неплохо. Английский дополнительно изучает. Футболом занимается. Конечно, на это нужны деньги. Но мы для того и работаем, чтобы на всё хватало. Егор будет врачом. Хирургом. Он так решил. Выучится в городе, вернётся и пойдёт работать в нашу районную больницу.

Теперь я знаю, когда всё изменится. Когда поколение Егора вернётся домой.

А Ольга с мамой уже заложили молодой сад — яблони, груши, вишни, сливы. Через пару лет деревья дадут урожай. Говорят, раньше по весне всё село тонуло в яблоневом цвету.

Марина ПОПОВА