Шары для души

Игрушки — это всегда очень серьёзно. Художник из Владивостока создаёт уникальные новогодние украшения

Василий Красюк — человек, которого я знаю сто лет и очень горжусь этим. Потому что Василий невероятно талантливый, умный, добрый и красивый. Потому что сильный журналист, каких сейчас почти не делают. Потому что совершенно уникальный художник, ни на кого не похожий, со своим почерком и стилем. Потому что влюблён во Владивосток и не устаёт восхищаться любимым городом и его особой эстетикой. 

Картины Василия Красюка видели многие, а вот недавнее его увлечение — роспись новогодних шаров — больше известно только ценителям и близким. В канун праздника мы решили познакомить читателей ДВВ и с художником, и с его работами, которые все ну, просто диво дивное!

— Василий Николаевич, ты же не только прекрасный художник, но ещё и замечательный преподаватель университета, к тебе привычно обращаются по отчеству и студенты, и коллеги, но можно я только один раз тебя так назову? Потом, как обычно, по имени и со всей любовью? 

— Ничуть не возражаю. Обращение — ничто, отношение — всё!

— Начнём с новогодних шаров. Какая же это ювелирная работа — рисовать на стекле! Что для тебя значит это трудное хобби? 

— Вначале было такое исследовательское решение: попробовать перенести своё творчество в трёхмерное пространство. Сама же идея рисовать на шарах зародилась несколькими годами раньше, когда я перебирал домашнюю коллекцию новогодних изделий, сохранившихся у нас ещё со времён маминого детства.

В нашей семье мы все немножко традиционалисты. Некоторые вещи передаются из поколения в поколение. Вот сейчас на мне крестик, который носила бабушка моей мамы, а ей он достался от прабабушки!

Вот сидел я с этим сверхдревним крестиком и рассматривал мамины старинные шары, на которых, представь, не зайчики-снежинки, а зарисовочки из Тропинина и других больших русских художников...

Вообще удивительно, как тонко раньше воспитывали культуру в детях. Приобщали невзначай, незаметно, при этом очень чётко формируя тот самый ментальный код российской культуры, который мы сейчас ищем и не можем найти.

Владивостокский бильярд

— Сколько смыслов, оказывается, может быть в простой новогодней игрушке! 

— Игрушки — это всегда очень серьёзно. Может быть, именно поэтому мне вдруг захотелось что-то такое сделать с шарами, поселить в геометрии Лобачевского, в этом особом мире, наш Владивосток, со своими излюбленными местами и символами.

— Рисовать на шарах — это совсем по-другому, чем на холсте? 

— Есть секреты, которым нужно учиться, постигать опытным путём. Я сразу решил рисовать на стекле, но первый же шар лопнул у меня в руках. С непривычки крепко взял его, а он пшш — и взорвался!

Тут я понял, что с шарами нужно обращаться, как с женщиной. Шар нужно держать твёрдо и нежно, как в объятьях любимую. Обнимать крепко, но чувствовать границу, которую перешагнуть нельзя, чтобы не причинить боль.

Ещё есть в росписи такой момент, как нарушение пропорций. Например, когда у меня была серия шаров, посвящённых Арсеньеву, его лицо, чтобы хорошо смотрелось в фас, пришлось немного увеличивать. Здесь опять пригодился Лобачевский с его гиперболической геометрией.

Вдохновляющий Арсеньев

Это было моё личное творческое открытие, но в искусстве такой приём использовался издавна. 1500-е годы. Знаменитый «Давид» работы Микеланджело. Голова статуи не пропорциональная по отношению к туловищу, потому что мы смотрим на неё с нижнего ракурса. То же самое с шаром. Если мы смотрим портрет в фас, то, скажем, уши должны быть выписаны больше и дальше.

Постепенно всё стало оттачиваться. Попутно обнаруживались очень интересные вещи. К примеру, у меня бывает тремор (дрожание рук) из-за стрессов, но когда я работаю с шаром, он уходит. Понимаешь, спокойно работаю с вещами, которые занимают одну пятую миллиметра!

Единственное, что подводит, так это глаза. Приходится использовать специальный бинокуляр.

С шарами мне повезло. Здесь много всего намешано — профессионально-научный интерес, радость творчества и удовольствие дарить эти шары моим друзьям и приятелям. Так уж сложилось, что большинство из них родились осенью и зимой, и, кажется, сам бог велел делать им такой подарок.

— Картинки на шарах повторяются? 

— Это было бы слишком скучно. Не хочу, чтобы они повторялись. У меня каждый шар индивидуальный.

Даже если кто-то заказывает два одинаковых шара, всё равно они получаются разными. Другое время дня, другое настроение, ракурс другой. Смотришь, и небо, и пароходики уже другие.

Мне кажется, если заниматься этим в режиме конвейерного производства, то из шара уходит душа. Пусть она остаётся, душа.

— Сколько времени нужно, чтобы расписать один шар? 

— По-разному. Это может показаться парадоксом, но один шар буквально влёт делаешь, другой — несколько часов, а бывает, и несколько дней. Не идёт, и всё тут.

Ты видишь, чувствуешь, что нарушена геометрия, но не можешь понять почему. Ходишь, крутишь, думаешь, и вдруг мозг считывает ситуацию, даёт подсказку, ты делаешь две полоски, и всё идеально складывается. Шар готов!

Главное, больше ничего руками не трогать. Добавишь что-то, и гармония снова исчезнет.

Особенно тяжело далась серия с Арсеньевым, но какая это была потрясающе интересная работа! Я не только вновь перечитал Владимира Клавдиевича, но и заново открыл для себя этого невероятного человека — писателя, географа, путешественника.

Если ещё раз возьмусь за «Арсеньевскую серию», то уже совсем иначе сделаю шары.

К слову, сейчас думаю, не замахнуться ли нам на Вильяма нашего Шекспира! Ищу нестандартные вариации, чтобы не 80-миллиметровые шары, а большие стеклянные, диаметром 110–120 миллиметров. Конечно, тут на порядок сложнее будет сработать, но почему нет? Выходим из зоны комфорта, берём новые высоты!

— Много шаров в твоей личной галерее?

— За сотню, наверное, и они все расходятся. Сейчас уже ни одного не осталось. Последний вот-вот уйдёт в хорошие руки.

— Бывает жаль, что они уплывают навсегда? 

— Бывает. Особенно, когда ты над ним бился, наконец он получился, и ещё краски не успели высохнуть, а тебе уже нужно отвозить, отдавать шар. С одной стороны, шар — это радость людям, с другой — твоя личная потеря.

— Это примерно то же самое, как ребёнка вырастить и отправить после школы учиться куда-нибудь за тридевять земель от дома. Поначалу пустота и тревожность, потом принятие, ведь так? 

— Картины для художника, как дети, это точно. Они тоже разбегаются по свету. Мои работы есть в Израиле, в Соединённых Штатах, Австралии. Их много в Питере, Москве и Владивостоке.

У меня только самая малость осталась. Причём у меня дома они имеют не только художественную ценность, но и хозяйственное значение. Обоев у меня нет, ничего нет, и только картины на стенах.

— В сюжетах картин ты тоже не повторяешься? 

— Нет. Но вот сейчас мне почему-то очень хочется повторить некоторые вещи. Например, картину «Владивостокская окраина», которая сейчас живёт в коллекции в Симферополе.

На картине — старинный Чуркин, почти полувековой давности. Я писал с натуры эти дома с антеннами, эти наши улочки. Полгода работал — от эскиза и до окончания, всё искал, чтобы именно такая луна была, такой штиль и два кораблика.

Тяжело было расставаться, но там, в Симферополе, собралась целая община владивостокцев. Их очень радует моя «Окраина», и мне тоже радостно.

— Как рождаются темы — на картинах и на шарах? 

— Самое лучшее средство найти тему — просто погулять по городу вечером, пройтись по знакомым и незнакомым местам. Идёшь, глаз выщёлкивает — вот этот фрагмент попробуй, возьми этот шикарный ракурс, а мозг потом домысливает, прорабатывает детали.

— Вася, расскажи мою любимую историю, как ты рисовать начал? 

— Рисовать я начал в 45 лет. До сих пор помню день и час, когда я встал, оделся-обулся, пошёл в магазин, купил краски, кисти, вернулся и начал… С тех пор уже не останавливаюсь, как будто что-то включилось и отключить уже никак.

— Спасибо тебе, Вася, что ты есть такой. Спасибо за твоё творчество. Мы сейчас с особым настроением смотрим утренний прогноз погоды в Telegram-канале ДВВ — там каждый раз ещё одна твоя картина, прекрасная и удивительная. 

****

А знаете, в чьи хорошие руки ушёл последний авторский шар уходящего года? Василий подарил его мне!

На шаре всё, что я люблю, что мы все любим — домики, укутанные снегом, тёплый свет в окошках. Как там у Цветаевой: «Вот опять окно, где опять не спят. Может — пьют вино, может — так сидят. Или просто — рук не разнимут двое. В каждом доме, друг, есть окно такое».

Много, очень много души в картинах Василия Красюка.

Шар в подарок автору публикации