Чужой среди своих. Субъективные заметки о первом главкоме Народно-революционной армии ДВР  

Страна и Приморье в очередной раз отметили 23 Февраля — и по дате ясно, что название этого праздника можно даже не упоминать. Нас, дальневосточников, интересуют исторические фигуры, стоявшие у истоков создания НРА ДВР (позже трансформировавшейся в Краснознамённую Дальневосточную армию). И одна из них, ключевая — Генрих Эйхе. Бывший всё время как бы сам себе на уме, он один из немногих знаменитых красных командиров той поры, от Тухачевского до Уборевича, кто не получил по суду расстрельный приговор.

Делал то, что надо

Родился он 17 сентября 1893 года в Риге в рабочей семье. Это сегодня Латвия — оплот ненависти к русскоязычной культуре, а век назад республика была интернациональной и весьма терпимой к не титульным нациям. Как вспоминал позже сам Генрих Христофорович, его товарищами по играм и проделкам были ребята с улицы, а это «немцы, русские, евреи, украинцы, эстонцы, поляки, татары. Знакомились друг с другом, дружили, ссорились... Национальность не чувствовалась, говорили на всех языках одновременно, кто как умел». Здесь явно напрашивается скупая ностальгическая слеза, но — продолжим…

Генрих был послушным сыном. Определили его родители в коммерческое училище — пошёл и отучился, но коммерсантом не стал. Загнали в музыкальную консерваторию по классу композиции (заочно) — но какая она, заочная учёба, когда тебе 20 лет, а вокруг такой манящий реальный мир? От отчисления «композитора» спасла Первая мировая война, с началом которой его призвали в школу прапорщиков.

На фронте он — почти всегда командир, в атаку под пули ходил редко, но от них и не прятался. Вверенная Эйхе рота пехотинцев всегда решала поставленные перед ней боевые задачи, и неслучайно через пару лет на груди у Генриха уже несколько наград, а на плечах — погоны штабс-капитана. Февральская революция 1917 года, «не спросив» Эйхе, определила его дальнейшую судьбу самостоятельно, выступив как транзит в стан красных. Каким образом? В марте его избирают членом полкового комитета, отказаться вроде можно — но смысл? В ноябре, после Октябрьской революции, — уже председателем Военно-революционного комитета родного пехотного полка. Отказаться вроде тоже можно — но зачем?

Процесс изъявления массового доверия в адрес Эйхе достиг промежуточной кульминации в марте 1918 года: член Совета солдатских депутатов 10-й армии и, что более значимо, член коллегии по формированию Красной гвардии! «Промежуточной» — это потому, что весь его дальнейший профессиональный путь стал логичным выражением всё большего доверия от новой власти. Бурными темпами в гору пошла военная руководящая карьера: командир полка, бригады, дивизии. И это — лишь за 15 месяцев! Что тут сказать? С одной стороны, складывается ощущение, что Генрих Христофорович делал именно те шаги, которые требовала от него внутриполитическая обстановка. И не ошибся ни разу. С другой стороны, он не просто шагал в правильном направлении, а как военный командир проявлял штабную смекалку. Именно он в стиле знаменитого перехода Суворова через Альпы спланировал дерзкий рейд по горным тропам в глубокий тыл белых в июне 1918 года, который и привёл к быстрому разгрому корпуса генерала Войцеховского. Именно Эйхе, уже будучи командующим 5-й армией, занял Западную и Восточную Сибирь и на плечах разгромленной армии Колчака буквально ворвался в Забайкалье. Только победителем «верховного правителя» был объявлен Тухачевский. Ну а Эйхе, пропев шефу положенные дифирамбы, дальновидно не возразил.

Глава правительства РСФСР Михаил Калинин, пристально следивший за событиями на Восточном фронте, разобрался, кто есть кто. И в марте 1920 года, с созданием Дальневосточной республики, порекомендовал её первому председателю Александру Краснощёкову назначить на пост первого главнокомандующего НРА Генриха Эйхе. Краснощёков с московским куратором спорить не стал.

 foto-history.livejournal.com

Делал столько, сколько надо

Необходимое отступление. Во времена первых яростных лет борьбы за советскую власть и её становление выделялись и приветствовались такие же яростные бойцы. Действовавшие пусть и не всегда профессионально, но непременно эмоционально, на красном революционном надрыве, и не беда, если даже частично невменяемые (вспомним ту же Розалию Землячку, члена Крымского ревкома с очевидными садистскими отклонениями, буквально залившей полуостров идеологически чуждой кровью).

И на этом почти обязательном драматичном фоне фигура не пышущего революционным жаром, флегматичного и педантичного латыша смотрится редким инородным телом. Он словно и в среде своих остаётся чужим. Не лезет «поперёд батьки в пекло», не ставит перед собой невыполнимых задач, не опережает события, не спешит и не мельтешит. Он делает, внешне неторопливо (за что его ещё будут склонять и судить), только то, что надо. И ровно столько, сколько считает необходимым. Стратегия без риска? Если хотите, да — но именно она и приносит главкому искомый результат.

Он принимает войско, именуемое НРА, в составе одной-единственной стрелковой дивизии: полупартизанской, слабо вооружённой, босой и раздетой, не располагавшей органами управления и подготовленными кадрами. Вместе с Краснощёковым, в котором находит полную поддержку, главком НРА решает в Москве вопрос по пополнению рядов армии мобилизационным путём. А вот те, кто приходят в армию добровольно, получают младшие командные должности. Главком знает, что нужно делать. Буквально выгрызает в руководящих столичных кабинетах финансы, кадры для среднего комсостава (учить их некогда, Гражданская война на востоке России продолжается с переменным успехом), оружие, обмундирование и военно-технические средства. Он занимается не политпросвещением бойцов (что также позже поставят ему в вину), а их боевой выучкой. И этот конкретный деловой подход даёт свои плоды. Уже к ноябрю 1920 года в составе НРА — 1-я Забайкальская и 2-я Амурская армии, включающие четыре стрелковые и одну кавалерийскую дивизии, две отдельные кавалерийские бригады и два укреплённых района. НРА успешно громит белых в ходе знаменитой «читинской пробки», отшвыривая их боеспособные формирования всё дальше на восток.

Значит, Эйхе справился? Честь ему и хвала?

Бравый штабс-капитан на Первой мировой, 1915 год s-t-o-l.com

Мавр может уходить

Да, справился.

Но в те времена, как известно, не очень жаловали тех, кто успешно справлялся, а привечали всё более стукачей и лизоблюдов. Так вышло, что Краснощёков и Эйхе нашли друг в друге родственные души и почему-то всерьёз мечтали (и обсуждали?) о реальной независимости ДВР. За которую, формально говоря, НРА и дралась. Где-то как-то что-то лишнее сболтнули, в Москву ушла «телега». Сняли председателя ДВР, загремел и главком (его сменил Василий Блюхер). Обычная по тем временам практика: «мавр сделал своё дело, мавр может уходить».

Ну, это на Дальнем Востоке сделал. Опыт Генриха Христофоровича ещё не раз востребован Советами в качестве военного администратора в Белоруссии и Средней Азии. А после окончания Гражданской войны он с семьёй обосновывается в Москве, закрепляется в составе «штатской» военной элиты СССР и служит в банковской сфере. Начинает писать серьёзные исследования по истории Гражданской войны в России. Тематика — научная, например, «о проблемах соответствия действий армий Антанты и Тройственного союза в начальный период мировой войны установкам предвоенного стратегического планирования». Вот такая мутотень.

Но неуклонно приближается 1937-й… Уже расстреляны «враги народа» Тухачевский, Уборевич, Якир, Корк, Фельдман, Эйдеман, Примаков, Путна и десятки других военачальников, многих из которых он знает лично. Следом — его родной брат Роберт. И сам в 1938 году попадает в печально известный «сталинский список» подлежащих суду Военной коллегии Верховного суда СССР по 1-й (расстрельной) категории. На допросах подвергается избиениям и пыткам, частично теряет слух после того, как следователь пробивает ему висок. Сталин почему-то решает пощадить Эйве, и подсудимый получает 15 лет. Весь срок отбывает в северных лагерях Ухты, от истощения страдает цингой и лагерной болезнью пеллагрой. Но остаётся в живых!

В апреле 1954 года первого главкома НРА реабилитируют. И хорошо, что не посмертно. Он ещё получит в 1967 году орден Ленина, опубликует мемуары. Скончается на родине 25 июня 1968 года, но его тело как государственного деятеля союзного масштаба изымут у родственников и с почестями захоронят в Москве.

И всё же: почему Эйхе не старался «гореть на работе»? Только ли из-за неторопливости и педантизма — традиционных национальных черт характера прибалтов? Ответ есть, и он — в мемуарах главкома: «Никогда не кажись больше, чем ты есть, но будь всегда больше, чем ты кажешься».