Принимает близко к сердцу

Кардиолог Наталья Бандюкова — о том, что родные считают её чёрствой и почему подвиг для врача — почти норма

Наталья Владимировна не привыкла к повышенному вниманию СМИ, а оно на неё буквально обрушилось после спасательной миссии «Владивосток—Хабаровск». ДВВ уже рассказывали о том, как благодаря нашей героине и её коллегам удалось сохранить жизнь 66-летней пациентке. Для её сердца не только экстренно нашли дефицитный клапан, но и успели сделать операцию в соседнем городе. 

«Если бы меня руководство не распиарило, никто бы ничего и не узнал. У нас такие ситуации — не подвиг, привычное дело», — об этом и не только рассказала Наталья корреспонденту ДВВ, ненадолго оставив пост в отделении кардиологии Краевой клинической больницы № 2.

Фото из архива Натальи Бандюковой

— В чём состояла экстраординарность операции, о которой столько сейчас говорят?

— У женщины семь лет назад уже была операция на открытом сердце. Повторно такую делать нельзя. Это гибель. Можно только заводить клапан через бедренную артерию. Во Владивостоке таких специалистов нет, ближайшие в Хабаровске. В очереди на подобные операции 85 человек, а в год выделяют только 12 клапанов. Раньше они считались просто расходным материалом, но после введения санкций стали дефицитом. Благо вроде бы в Пензе собираются их производить. Женщине назначили долгожданную операцию, которую уже нельзя было откладывать. А накануне её состояние резко ухудшилось, видимо, из-за сильных эмоций. Попала в реанимацию, у неё фиксировалась клиническая смерть, выходили. Потом пришлось подключать медицину катастроф, лететь в Хабаровск на вертолёте. У нас переписки с коллегами с берегов Амура, моими давними товарищами, на целый медицинский триллер. Мне предлагали остаться на саму операцию, но как же я других своих пациентов брошу? Во Владивосток вернулась к семи вечера — и сразу в больницу.

Так что экстраординарность ситуации только в индивидуальных особенностях пациентки, а вообще у нас таких больных много. На год дают только семь квот на операцию. Это очень мало. Во Владивостоке есть оборудование для проведения сложных операций, но нет врачей соответствующей квалификации. Врачей вообще не хватает.

— Значит, нам всем надо беречь своё сердце? А как?

— Профилактироваться, снижать холестерин. Обязательно раз в год проходить медкомиссию независимо от возраста, после 45 лет вообще в обязательном порядке.

— Сейчас модно вести здоровый образ жизни. Это помогает сердцу? 

— ЗОЖ — всего 15 процентов успеха в нашем случае. Надо меньше нервничать. Инфаркт сегодня очень помолодел. Молодёжь чуть ли не поголовно находится в стрессе.

— Когда вы поймали себя на мысли: буду врачом?

— В первом классе. Всегда хотела быть только врачом, с детства любимые игрушки — стеклянные шприцы. В семье, среди родственников медиков не наблюдалось, но я себя в другой профессии не видела. В мединститут поступала дважды. В первый раз недобрала один балл на сочинении. В то время был очень высокий конкурс и очень строгие требования к абитуриентам. В этом году 30 лет, как я в медицине. Такой большой стаж потому, что пока училась, пришла работать в эту же больницу на третий этаж в пульмонологию медсестрой. Так что медицину знаю с самых азов. Надо — и сегодня укол больному поставлю, если у медсестры что-то не получается.

— За столько лет не появилось чувство профессионального выгорания?

— Нет, скорее, выгорание эмоциональное. Сегодня стало сложнее работать в плане организации. Появились компьютерные программы, в которых мы обязаны работать, но которые постоянно зависают. Пациентам же это не будешь объяснять, а они нервничают. Раньше с лекарствами никаких проблем не было. Нужен препарат — сказала об этом старшей медсестре, она пошла в аптеку, принесла. Сейчас тендеры, конкурсы, заявки. Сидим без лекарств, ждём. Это изматывает. Пациенты, какие были, такие и остались, болезни — тоже, ничего нового. Кто-то слушает врача, кто-то нет. Вон, видите, по коридору идёт красавец? Весь организм прокурил: и голову, и сердце, и ноги, и лёгкие. И снова пошёл на перекур. Ну что мне ему, рот зашить?

— Какая, на ваш взгляд, сегодня самая большая проблема в приморской медицине?

— Не знаю, куда деваются выпускники мединститута. Я шесть лет принимаю аккредитацию у выпускников. Каждый год наш университет готовит по 300 врачей, но они не идут в медицину, боятся. У них не хватает знаний после выпуска.

— Знаю, ваша дочь тоже пошла по вашим стопам?

— Я Алину три года пыталась отговорить от поступления в мед. А она говорит: «Куда ещё может поступить ребёнок, который вырос в больнице?» Она здесь каждый закуток знает и весь персонал, старую гвардию. В садике её как-то спросили: «А у тебя мама вообще есть?» Я же постоянно на работе. Даже мужа здесь нашла среди пациентов. Наша старшая медсестра, у которой стаж 40 лет, — тоже. Мы же домой приходим фактически только поспать.

— То есть блинчиков на завтрак от вас не дождаться?

— Нет. Я всегда говорила: не родился ещё тот человек, для которого я буду готовить завтрак. Это притом что я очень люблю свою дочь и очень любила мужа, он умер несколько лет назад от онкологии.

— А ваша Алина тоже будет кардиологом?

— Не знаю, пока у неё только второй курс. И сейчас в институте нет профилирования, как было раньше. Выпускаются врачи общей практики.

— Может, это хорошо? Получаются универсальные солдаты в белых халатах. 

— Нет, это плохо. Студенты учат всё подряд, но нельзя знать всё.

— Сейчас на российском ТВ засилье сериалов про врачей. Смотрите их? Они похожи на правду? 

— Иногда смотрела «Склифосовского». Есть что-то приближенное к практике, но от реалий далеко, у нас всё сложнее. Там просто красивая картинка.

— Можете, как доктор Хаус, поставить диагноз за две минуты?

— Мы так и делаем, с первого осмотра. Нам достаточно посмотреть пациента. Потом диагноз подтверждается УЗИ. Кстати, я начинала работать, когда этих аппаратов и в помине не было.

— Помните своего первого пациента?

— Помню (Наталья Владимировна не сомневается ни секунды. — Ред.). Это был вообще не кардиологический пациент.

— Как это?

— У нас тут все лежат. Кардиология — это мама медицины, а патологическая анатомия — папа. К нам под маской сердечников попадают пациенты с самыми разными заболеваниями. Мой первый пациент был рыбаком из ВБТРФ, поступил с отёками на ногах. Думал — проблема с сердцем, а там — васкулит. Это сосудистая патология. Мы выставили диагноз, сами лечили.

— Хорошо, что к вам стоматологические больные не поступают...

— Ой, зубы — это наша головная боль. Сердечника не возьмут оперировать, если есть очаг инфекции, санация обязательна. Ждём, пока человек зубы вылечит.

— А у врачей есть свои приметы, ритуалы?

— В этом отношении мы скептики. И вообще, врачи — жёсткие люди. Мы не воспринимаем чужую боль как свою, не перекладываем на себя. Даже родственники считают нас чёрствыми. Моя мама иногда жалуется, что я ей не сочувствую, когда ей нездоровится. Тут надо не сочувствовать, а действовать. Иначе у врача не хватит сил на всех пациентов. У нас должен быть трезвый ум, незамутнённый эмоциями.

— Когда вы болеете, к врачам обращаетесь? 

— Обязательно. Я понимаю, что знаю много в плане медицины, но никогда не умничаю. А на больничный первый раз в жизни попала во время ковида. Тогда этот диагноз только начали ставить. Поток больных был очень большой. Как-то за пару дней слегли почти все медики в отделении. Мы остались втроём: я, медсестра и санитарка. Мой организм вскоре тоже сдался. Болела ковидом дважды. Болезнь протекала тяжело. Потом заново пришлось учиться ходить, говорить, писать.

— Пытались подсчитать количество пациентов, которых вы спасли?

— Мы с коллегами подсчитали, сколько больных проходит в год — три тысячи. А я ещё работаю в частной клинике, помогаю больнице в Находке.

— Откуда берёте силы?

— Не знаю, я на работе отдыхаю. Я всегда говорю: работа — это моё хобби.