Заболоцкий-на-Амуре

120 лет назад родился выдающийся поэт, не по своей воле строивший дальневосточный «Город Юности»

Поэта Николая Заболоцкого (1903–1958) арестовали весной 1938-го в Ленинграде. Около восьми месяцев он провёл за решёткой, где, по его же словам, «начал постепенно терять ясность рассудка» и даже попал в тюремную больницу для умалишённых. Поэту объявили приговор — пять лет за контрреволюционную троцкистскую деятельность. Два с лишним месяца занял этап на Дальний Восток. В феврале 1939 года Заболоцкий, не признавший себя виновным, наконец прибыл в Комсомольск-на-Амуре.

Здесь ему суждено было провести свыше четырёх лет.

Комсомольск заложили в 1932 году как дальневосточный промышленный центр и образцовый город коммунистического будущего. Его называли Городом Юности. Он казался сбывающейся на глазах советской утопией. Расчётливо спроектированный, словно новейший непотопляемый корабль; расчерченный на вырост — строго и в то же время свободно, как Петербург, с широкими проспектами, тротуарами, зелёными зонами…

Сначала Заболоцкий попал в Восточный железнодорожный лагерь, что в посёлке Старт под Комсомольском. Ненадолго оказался на общих работах — валил лес, дробил камень, но уже в апреле написал жене Кате: «Я работаю чертёжником, и мне положено вознаграждение 30 р. в месяц». В чертёжники он попал потому, что ещё в реальном училище хорошо чертил и рисовал. «Мои обязанности заключаются в механической копировке чертежей… Благодарю судьбу за то, что в моих руках рейсфедер, а не лопата».

Заболоцкий писал: «Мой организм оказался крепче, чем я сам предполагал». Уверял жену, что окреп и даже пополнел. Вероятно, он несколько приукрашивал картину, тем более что постоянно просил прислать тёплых вещей, чеснока, лука, витамина С, жиров, сладкого. Но всё-таки постоянно повторял, что не голодает, порой даже покупает кетовую икру: «Местный продукт — питательный и сравнительно дешёвый».

Сыну Никите он писал о диковинных цветах и птицах, паводках и лесных пожарах, клюкве и диком винограде. «Это — особая страна, не похожая на наши места; мир, к которому надо привыкнуть… Во всей своей торжественной дикости и жестокости предстаёт здесь природа», — так поэт вспоминал об Амуре.

Комсомольск строился и рос, адрес поэта менялся. Осенью 1940 года он переехал со Старта уже в сам город: «Условия жизни изменились. Живём теперь в тепле». С этой поры Заболоцкий работал «в настоящем большом каменном здании» с паровым отоплением и «некоторыми удобствами». Признавался: «Я так отвык за эти годы от настоящих домов, что вначале даже странно было видеть себя в обстановке городского дома. В бараке… удобства меньше, но зато тепло». В 2014 году на этом каменном здании по улице Вокзальной, 47 открыли мемориальную доску работы скульптора Надежды Ивлевой со странноватой надписью: «Выдающийся поэт… работал на объектах Нижнеамурского управления ИТЛ…» Нет указания ни на связь Заболоцкого именно с этим зданием, ни на его статус заключённого — лишь на какие-то «объекты»…

В конце 1940 года Заболоцкий оформлял лагерный клуб под началом писателя Василия Ажаева, незадолго до того перешедшего из зэков в разряд вольнонаёмных (несколько лет спустя Ажаев напишет роман «Далеко от Москвы» о стройке нефтепровода с Сахалина на материк; книга, где действуют лишь вольные строители, получит Сталинскую премию). Обед в эти два месяца Заболоцкий получал из «вольной» столовой. Писал жене: «Если бы ты знала, как это вкусно после двух лет лагерного питания».

В юный Комсомольск тех лет попадали самые неожиданные люди. В 1934–1937 гг. в числе его строителей был прибывший по комсомольской путёвке Алексей Маресьев — впоследствии знаменитый лётчик-истребитель, вернувшийся в строй с ампутированными ногами, Герой Советского Союза прототип персонажа «Повести о настоящем человеке» Бориса Полевого. Именно в аэроклубе Комсомольска Маресьев в 1937 году впервые совершил самостоятельный полёт.

[Здесь находится галерея]

В 1941–1942 гг. в Комсомольске работал диктором на радио Ллойд Паттерсон — художник, отец негритёнка Джима из знаменитого фильма «Цирк». Здесь же он скончался от последствий контузии, полученной при бомбардировке Москвы немцами.

В 1944-м сюда попал осуждённый по политической статье Мирон Мержанов — архитектор и художник, который строил дачу Сталина и нарисовал Золотую Звёзду Героя Советского Союза. Здания Города Юности он проектировал ещё на воле, в арестантском статусе занялся тем же…

Но вернёмся к Заболоцкому. Ещё осенью 1939 года он сообщал родным, что читает газеты и приветствует освобождение Западной Украины и Западной Белоруссии. Когда началась Великая Отечественная, просился на фронт, но ему отказали. Работать по специальности — преподавать — тоже не разрешили. Тем не менее на воле в эти же годы переиздавались переводы Заболоцкого — из Рабле, Руставели… В письмах он решал вопросы о причитающихся ему гонорарах.

В мае 1943 года Заболоцкого перевели в Алтайский край и направили на добычу озёрной соды (в 1958 году, незадолго до смерти в возрасте 55 лет, он писал: «Здоровье моего сердца осталось в содовой грязи одного сибирского озера»). Болел, лечился, снова стал чертёжником. Пятилетний срок истёк, но Заболоцкому объявили, что сидеть он будет до конца войны. Тем не менее в августе 1944-го поэта освободили. В общей сложности он пробыл в заключении шесть лет и пять месяцев.

Весной 1945 года Заболоцкий — в Караганде: работает в строительном управлении, завершает поэтическое переложение «Слова о полку Игореве». В 1946-м вернулся в Москву, восстановился в Союзе писателей, Александр Фадеев «пробил» его книгу… Притом что реабилитировали поэта только в 1963 году — посмертно.

В неволе Заболоцкий стихов почти не писал — или почти ничего не сохранил. К его лагерной лирике исследователи относят «Лесное озеро» (1938) и «Соловья» (1939). К амурскому и лагерному опыту отсылают позднейшие, написанные уже на воле стихотворения «Творцы дорог», «В тайге», «Возвращение с работы», «Где-то в поле возле Магадана…».

Незадолго до освобождения Заболоцкий писал жене: «Ты пишешь — «жизнь прошла мимо». Нет, это неверно! Для всего народа эти годы были очень тяжёлыми. Посмотри, сколько вокруг людей, потерявших своих близких… Когда ты очнёшься, отдохнёшь… ты поймёшь, что недаром прошли эти годы… Время моего душевного отчаяния давно ушло, и я понял в жизни многое такое, о чём не думал прежде. Я стал спокойнее, нет во мне никакой злобы, и я люблю эту жизнь со всеми её радостями и великими страданиями, которые выпали на нашу долю».