Побывали в тюрьмах и психушке две тысячи раз

Председатель ОНК Приморского края — о защите прав заключённых, ужасах «Шепеткова» и чиновниках за решёткой

В 2009 году в Приморье была создана Общественная наблюдательная комиссия (ОНК) по защите прав человека в местах принудительного содержания. Как работает уникальная организация, рассказывает Владимир Найдин, бессменный председатель ОНК, член общественного совета УМВД края.

— Владимир Анатольевич, какие «казённые дома» Приморья вместе с их обитателями сегодня находятся под контролем общественности? 

— Это подразделения ФСИН — следственные изоляторы, исправительные колонии, колонии-поселения, исправительные центры, лечебно-исправительные учреждения. Это структуры УМВД — изоляторы временного содержания, Центр содержания несовершеннолетних правонарушителей, Центр временного содержания иностранных граждан в Артёме, а также подведомственная департаменту образования спецшкола им. Тихого в Уссурийске.

Женская колония в Горном, о которой узнала вся страна. Если бы не ОНК, всё могло остаться за стенами учреждения. Фото: Егор Коваленко

С 2020 года мы контролируем ситуацию в психиатрических больницах. К слову, 80 процентов тех, кто проводит дни в психиатрической лечебнице, это совершенно обычные люди. Общаемся с ними вот так, как сейчас с вами.

— Спасибо… 

— Чувствую, нужен ликбез. Не скажу за всю Россию, но в Приморье всего лишь пять процентов людей из тех, кто находится в наших психиатрических больницах, можно считать недееспособными. Остальные вполне адекватны — в физическом, эмоциональном и даже интеллектуальном плане. Очень важно, что сегодня члены ОНК имеют право в любое время беспрепятственно проходить в психиатрические больницы любого типа, где содержатся пациенты, которым уголовное наказание заменено принудительным лечением.

— Однажды мне довелось писать материал о заведении на улице Шепеткова. До сих пор с ужасом вспоминаю несчастных людей, привязанных к кроватям и стульям, и эти кошмарные провисшие до пола кровати, страшные, сплошь в клеймах, халаты на женщинах, смирительная рубашка в руках санитара. Даже кабинет главного врача был каким-то придавленным и убогим. Что там сейчас? 

— Смирительных рубашек, слава богу, больше нет. Теперь есть такое понятие, как «мягкая вязка». Если человек ведёт себя неадекватно, ему могут зафиксировать руки и ноги специальными повязками из мягкой ткани. Всё происходит под наблюдением врача, точно фиксируется время, чтобы в определённый час повязку снять.

Перемены на Шепеткова, конечно, есть. Но в целом ситуация остаётся тяжёлой. Начнём с того, что элементарно по метражу не соблюдаются нормативы, прописанные в российском законодательстве. Положено шесть квадратных метров на человека, но там в лучшем случае — полтора-два.

На Шепеткова ужаснейший туалет. Тут же рядом ванная — грязная, в кошмарном состоянии. Здесь же пациенты курят, хотя в больницах это запрещено, но идти-то им некуда…

— Почему на вас не реагируют?! Третий год психбольница под контролем ОНК, и без перемен. 

— Понемногу реагируют. Мы рекомендуем исправить недостатки, ставим сроки, обращаемся во все инстанции, в том числе в Минздрав России и прокуратуру края.

— Но сортир всё такой же ужасный… 

— Главный врач пообещал, что в скором времени сделают ремонт. Ждём. Не уложатся в срок, направим жалобу в Генеральную прокуратуру.

Знаете, на Шепеткова раньше душ был такой, что сложно подобрать сравнение. Мы добились, чтобы сделали ремонт, и сейчас всё более менее нормально.

— Это что там такое было?! 

— Тёмное помещение. Очень грязно, всё в плесени и грибке. Вместо душевых леек — торчащие из потолка трубы. Санитар на своё усмотрение регулирует температуру. Людей скопом загоняли туда, на них просто сверху падала вода, и всё.

— Тогда что-нибудь обнадëживающее из истории отношений ОНК и заведения на Шепеткова.

— Мы, например, решили вопрос с зеркалами в женских отделениях. Оказалось, что в психиатрических больницах зеркала не положены.

Но женщина остаётся женщиной, ей надо смотреться в зеркало, где бы она ни находилась. Мы для всех психиатрических больниц, где содержатся женщины, купили антивандальные зеркала. Они засверливаются в стены, их уже ни сорвать ни разбить.

После вмешательства команды ОНК привели в норму туалеты в психиатрической больнице в Заречном. Думаете, какая-то мелочь? Это было настоящее унижение человеческого достоинства. Представляете, идёшь по коридору, а там туалеты, и все — с прозрачными дверями! Мы настояли полностью заклеить двери плёнкой, оставив небольшую полоску, чтобы врач мог посмотреть, если вдруг что случится.

ОНК передала пациентам около сотни книг. До этого вся больничная библиотека — стопка книг — умещалась на столе главврача.

— Самый большой пласт работы ОНК — с заключëнными. Вы помните, как впервые наведались в тюрьму? Шок испытали? 

— Многих шокирует первое посещение. В первом созыве ОНК нас было девять человек. Трое, увидев всё, сказали, что больше не смогут это пережить: слишком тяжело. Возьмёмся за любую другую работу, но только не по тюрьмам ездить. Я остался. Может быть, потому что человек военный плюс я давно интересовался правозащитной деятельностью, имел представление, что такое российская пенитенциарная система.

И всё-таки некоторый шок случился. Одно дело знать, другое дело — своими глазами видеть, как люди находятся за забором, в ограниченном пространстве, ни шагу без разрешения, жёсткий распорядок дня, всё запротоколировано.

Ещё один шок — ситуация с медицинской помощью. Во многих приморских колониях врачей практически нет, только фельдшеры. К сожалению, это непреходящая проблема, от руководства ГУФСИН не зависит. Доктора в колонии не идут — слишком низкая зарплата.

Поразило большое количество инвалидов. Есть и колясочники, и слепые, и глухие.

— И колясочников сажают?

— Закон один на всех. Совершил преступление — отвечай. Люди с ограниченными возможностями, бывает, совершают особо тяжкие преступления. Во владивостокском СИЗО сейчас ждёт своей участи мужчина, у которого нет обеих рук по плечи. Он обвиняется в том, что до смерти забил человека ногами.

Сегодня в колониях края отбывают наказание около 450 инвалидов. Все они содержатся в специальных инвалидных отрядах. Там же пенсионеры и заключённые, которые плохо себя чувствуют, с трудом передвигаются, но инвалидности не имеют. Этим людям мы советуем, как правильно оформить документы на получение инвалидности.

— На всю страну прогремела история, случившаяся в женской колонии в селе Горное, где по распоряжению начальницы, прозванной «кровавой барыней», наголо обрили десятки женщин.

— Если бы не ОНК, всё могло остаться за стенами колонии. Это, к слову, о необходимости общественного контроля над местами заключения.

Сегодня в каждой приморской колонии есть информация, как позвонить или написать нам. Родственники женщин из ИК в Горном набрали мой номер и сообщили об этом издевательстве.

Там вообще двойная трагедия произошла. Налысо брили представительниц народа рома, одной из цыганских ветвей, где по традиции женщинам вообще никогда нельзя стричь волосы.

Команда ОНК тут же выехала в Горное. Действительно, три десятка женщин ходят лысые. Якобы вши завелись. Мы начали поднимать медицинские документы. Выяснили, что задним числом записи велись. ОНК инициировала проверку из Генеральной прокуратуры. Начальницу, ныне покойную, сняли с должности.

Сейчас в колонии новый начальник. Мужчина. Никаких проблем. Как ни странно, но опыт подтверждает, женщины на этом посту нередко отличаются неоправданной жестокостью по отношению к заключённым.

— Вы откровенно говорите о том, что вряд ли может нравиться местным чиновникам. Кошмары «Шепеткова», проблемы колоний, беды заключённых и пациентов. Многие думают, что ОНК подконтрольны власти. 

— Мы совершенно свободны. Члены ОНК зарплату в правительстве не получают. Всё за свой счёт — от поездок по краю до бумаги в принтере. В рамках федерального закона все субъекты РФ выделяют деньги для обеспечения деятельности ОНК — на аренду помещений, поездки по региону, оргтехнику, канцелярские товары. В Приморье — ни копейки.

Мы обращались и к губернатору, и в краевую прокуратуру — безответно. На днях направили обращение в Генеральную прокуратуру, просим привести закон Приморского края в соответствие с российским законодательством.

Очень плохо, что правительство края нас не поддерживает, относится негативно.

Конечно, это не так популярно — помогать общественникам, которые отстаивают права заключённых. Но есть закон, и его нужно исполнять. Самое главное, должно быть понимание, ради чего это всё. Наша задача — помочь осуждённому вернуться в общество и жить нормальной жизнью. Именно поэтому лишение свободы не должно превращаться в «пыточную», без прав и элементарных удобств.

— Когда вы заходите в СИЗО на Партизанском проспекте, где постоянно томится кто-то из вице-губернаторов края, не хочется напомнить об этом экс-чиновникам?

— Я, может быть, об этом и думаю, как любой нормальный человек в подобной ситуации, но зачем мне до этого опускаться?

— Вам никогда не приходит мысль оставить правозащитную деятельность? Столько здесь сложного, страшного, трудного. 

— Встречный вопрос. Вы всю жизнь занимаетесь журналистикой. Не думали оставить это занятие?

— Нет, никогда. 

— Вот и я не думаю. Это уже вся моя жизнь, как и каждого члена ОНК. К нам поступает порядка 300 жалоб в год. Я подсчитал на досуге — за время работы команда ОНК около 2000 раз была в местах лишения свободы. Мы проконсультировали более 5000 человек. Ради этого стоит работать.