Танатопрактика: в вечность — красиво

Самый титулованный санитар морга из Владивостока откровенно рассказал о своей необычной работе

— Мне в редакцию подъехать, со всеми своими дипломами? — спросил Игорь Струков, когда я позвонила ему, чтобы договориться о встрече. — Нет, лучше я к вам. Диктуйте адрес. — Русская, 57. Морг. Спросите санитара. 

Тут я немножко опешила. Неведомая доселе профессия под названием «танатопрактик», казалось, существует в специальном ритуальном местечке, для особых случаев, когда нужно или вождя красивым захоронить, или какого-нибудь крутого олигарха, чиновника и прочих небедных людей.

На самом деле никакой романтики — смерть, морг, танатопрактика всегда рядом, для всех и для каждого, и запись в трудовой книжке Игоря Струкова самая обыденная: «санитар морга владивостокской тысячекоечной больницы». Практически все сегодняшние танатопрактики России вышли из санитаров.

Танатопрактика происходит от двух древнегреческих слов: «танатос» — смерть, мертвец и «практик» — делать, работать. В переводе танатопрактика звучит как работа со смертью. Игорь Струков почти полтора десятка лет в этой необычной профессии и сегодня является самым титулованным её представителем во Владивостоке. Недавно с победой вернулся из Екатеринбурга, завоевал первое место во Всероссийском конкурсе танатопрактиков. Случай уникальный — до сих пор никто из приморских и даже дальневосточных специалистов не достигал столь высокой планки.

Именно это известие позвало меня в дорогу, прямиком в морг «тысячекойки».

На грани между мирами

— Покойников не боитесь? Обстановка не помешает нашему разговору? — спросил Игорь Александрович, едва я зашла в морг.

— Да ничуть! Я же медсестра гражданской обороны! Моргом и мертвецами меня не напугать, — легко отозвалась я.

И пошли мы немножко смотреть, а больше говорить — про искусство «собрать» человека в последний путь, про работу на грани между мирами.

Покойников на столах было несколько, и они правда ничуть меня не страшили. Выглядели, словно спящие, даже те, кому ещё не нанесли посмертный грим.

— Давно вы здесь, Игорь Александрович?

— Мой стаж в патологоанатомическом отделении 14 лет. Специального образования нет. У меня только аттестат об окончании средней школы и сертификат курсов санитаров, который даёт право работать в этой области.

— Как же вы без медицинского образования распознаёте все многочисленные кости, сосуды, что есть в человеческом организме?

— Существуют книги, специальная литература, учебные материалы. Всё можно освоить, если тебе это интересно, нужно для работы, для развития.

Танатопрактик должен точно знать, где какие сосуды проходят, что включает в себя мышечная система. Это необходимо для бальзамирования. Ты должен понимать, как устроен человеческий скелет: без этого невозможно сделать реставрацию погибшего в ДТП.

— Врачом не хотели стать?

— Никогда!

— Но и танатопрактиком, наверное, тоже не мечтали?

— Конечно, нет. Но первым местом работы для меня стал владивостокский «Некрополь». Окончил школу — и сразу туда.

От катафалка до морга 

— Но почему именно ритуальная служба?

— Мой отец работал там водителем катафалка.

— Выходит, это наследственное — быть рядом со смертью?

— Всего лишь стечение обстоятельств. Возможно, не случайное. Мне нравится моя работа. Это большое профессиональное удовольствие — видеть людей, которых ты подготовил в последний путь, красивыми, спокойными, умиротворёнными. Особенно если сложные случаи, которые требуют опыта и мастерства, а порой уникальных решений.

— Сложившийся имидж профессии санитара вас не беспокоит?

— Да это уже байка из прошлого — про санитара морга, который небрит, вечно пьян, в окровавленном фартуке, а если курит, то сигарету непременно держит в кровавом пинцете!

Современные санитары, они же танатопрактики, это совсем другая история. Мы общаемся с людьми, у которых умерли родственники, они все в глубоком горе, и здесь нужна максимальная деликатность, эмпатия и, разумеется, профессионализм.

Я всегда философски относился к своей работе. Кто-то же должен это делать, как печь хлеб, водить машину, лечить и учить.

Есть два главных таинства в жизни: рождение и смерть. Оба они проходят в специальных учреждениях, доступ в которые имеет ограниченное число людей — врачи, медперсонал. Одни принимают человека в этот мир, другие собирают в загробный.

Задача танатопрактика — подготовить человека так, чтобы он выглядел достойно, чтобы родные и близкие запомнили его таким, каким он был в жизни.

–– Бывают необычные просьбы?

–– Для непосвящённых, возможно, что-то покажется странным. Для танатопрактика норма всё, что устраивает близких и делает облик усопшего узнаваемым и гармоничным. Поэтому меня не удивляет просьба, например, сделать «ноготочки» бабушке. «Она всю жизнь была ухоженной, всегда с маникюром. Пусть будет всё, как она любила. Нам это важно», — говорят родственники. Я их понимаю.

Ленин и вечная формула формалина 

— Вы постоянно учитесь — у своих и зарубежных коллег, участвуете в конкурсах. Каких ещё знаний не хватает человеку, который столько всего успел достичь в профессии?

— Во всём мире танатопрактика постоянно развивается, что-то новое появляется, но главная ценность профессиональных конкурсов, соревнований не столько в понимании современных трендов, как в коммуникациях с людьми, которые занимаются тем же делом, что и ты. В живом общении все охотно делятся своими маленькими секретами. Особенно любопытно послушать коллег, трудившихся санитарами ещё во времена СССР. Удивительно, что наработки из прошлого актуальны и сегодня. Легендарная формула «спирт — вода — формалин» работает до сих пор.

— Тело Владимира Ильича, забальзамированного по этой формуле, уже сотню лет показывают туристам. Вы верите в вечное чудо советского формалина? Говорят, так давно двойник лежит.

— Версия про двойника гуляет давно, но не доказано же! Я был в мавзолее год назад. Рассмотреть всё в подробностях не получилось, поток людей движется очень быстро, но профессиональным взглядом выхватил, что идёт подсыхание мышц тела покойного.

Бальзамирование Ленина — это, безусловно, вершина советских и российских мастеров. Столько лет сохранять человека в таком состоянии — настоящее профессиональное чудо! Насколько целесообразно — уже другой вопрос. Я больше склоняюсь к тому, чтобы похоронить, как принято в христианстве.

Запомнить молодым и красивым

— Какие самые сложные случаи были в вашей практике?

— Самое сложное — реставрация лица после травм. Порой приходится череп собирать буквально по кусочкам.

— Где берёте утраченные кусочки?

— Используем, что есть. Остатки черепа складываешь, склеиваешь, связываешь между собой. Отсутствующие части либо забиваешь гипсовым бинтом или обычным гипсом, который используется при переломах, либо формируешь сам из специального скульптурного пластилина. Так делаются носы, уши, височная часть.

— Получается, танатопрактику нужно быть ещё и скульптором, и художником, обладать эстетическим чутьём. Не поставишь же нос «картошкой» вместо носа греческого. Вы, может быть, рисуете в свободное от работы время?

— Я совсем не художник и не скульптор. Просто стараюсь сделать свою работу качественно, чтобы результат всех устроил — и родственников, и меня самого. А рисовать мне, даже если бы и захотел, некогда. День ненормированный, очень много обращений, все хотят запомнить усопшего молодым и красивым.

— Наверное, это очень дорого?

— В среднем пять-шесть тысяч рублей. Это в Москве одна лишь базовая подготовка обходится в 23 000 рублей. За рубежом только база — бальзамирование, одеть-помыть, нанести посмертный грим стоит 1000–1200 евро.

Всё зависит от страны, от региона, от запросов. У нас очень большой спектр услуг. Люди просят не только помыть, но и нарастить брови, приклеить ресницы, сделать макияж, скульптуринг лица, маникюр-педикюр, подстричь волосы, уложить феном. Бывает, не один день корпишь над телом.

Эстетика исхода 

— Используете специальную косметику?

— В советские времена были такие мастера, что творили чудеса преображения покойных только с тональным кремом «Балет» и легендарной тушью «Ленинградская». Сейчас мы работаем со специализированной косметикой. В основном с российской, созданной в Новосибирске по уникальной авторской технологии. Я также использую топовую американскую спецкосметику из своих старых запасов.

–– А я вот вижу на вашем рабочем столе тот самый тюбик «Балета». Не знала, что этот ужасный советский «тональник» ещё выпускается.

–– В некоторых случаях подходит именно «Балет», но это скорее исключение. Мы работаем с самыми современными материалами, используем новейшие методики. Главный врач больницы откликается на все просьбы нашего отделения. За последние два года приведён в порядок ритуальный зал, закупаются уникальные дорогостоящие тан-растворы для бальзамирования всех видов — поверхностного, полостного, инъекционного.

Другой не надо

— Вы близко контактируете с покойными. Насколько велика опасность чем-то заразиться?

— Конечно. Мы же работаем с иглами, острыми предметами, с кровью, поэтому каждый покойник должен рассматриваться как потенциально ВИЧ-инфицированный. Также есть серьёзный риск заразиться туберкулёзом. Используем все меры защиты.

— И не боитесь?

— Боюсь, а что делать? Работа такая. Другой не надо.

— Что у вас в перспективе? Вырасти в специалиста международного класса?

— Я так далеко не планирую жизнь. Стараюсь ставить реальные цели. В планах — октябрь, участие в ежегодном конкурсе лучших танатопрактиков России. В этом году хочу освоить технику посмертных масок, сейчас это очень востребовано.

Лучший танатопрактик России проводил меня к выходу из морга. Я была спокойна, как полагается медсестре гражданской обороны. Чёрт дёрнул меня посмотреть на покойника, рядом с которым мы мирно беседовали: он весь вдруг покрылся потом!

Хорошо, что я почти профессионал сестринского дела, — не закричала, не свалилась и даже успела подумать, вот это везение — на моих глазах восстал из мёртвых!

Никакой мистики, сказали мне. Просто человека выкатили из холодильника, и он оттаял.

Ничего особенного. Просто танатопрактика. Просто потрясающий Струков.

Больше авторских материалов и новостей в нашей Телеграм-газете (18+)!