Билетик в советский рай

Морис Жанен — генерал, поступавший по обстоятельствам

Пути Господа неисповедимы, и, как гласит крылатое выражение, дорога в ад зачастую вымощена благими намерениями. Исходя из этой иррациональной логики, путь в рай также может не быть всегда прямолинейным — и выглядеть внешне неблагочестивым и бесчестным? 9 мая 1920 года в Шанхае на борт французского лайнера «Арман Бэйк», взявшего курс на Марсель, поднялся генерал Морис Жанен.

Да, тот самый «генерал без чести» и «убийца адмирала Колчака», как хором заклеймили его все мировые СМИ. Но никто при этом не упомянул, что, выступив в роли иуды, Жанен свои 30 сребреников так и не получил. А выдав на расправу одного человека, тем самым фактически спас тысячи жизней: и вверенных ему чешских легионеров, и участников ожесточённого гражданского противостояния в Приморье. Как так?

Россия, почти родная

Морис родился 19 октября 1862 года в Лотарингии в семье военного врача. Окончил Версальскую гимназию. Начал военную службу в 1880 году. Окончил Французскую академию Генштаба, получил погоны дивизионного генерала. Большим реальным боевым опытом похвастать не мог, так как служил всё больше при штабах и учебных заведениях. И судьба сложилась таким образом, что основной географический упор при этом лёг на Российскую империю. Так, дважды, в 1891–1892 и в 1910–1911 годах, он стажировался при императорской Николаевской академии Генштаба. Успел подучить русский язык и написать пару исторических трудов о Русско-турецкой и Русско-японской войнах.

После Первой русской революции, когда империю залихорадило, продолжил своё пребывание в России. С весны 1916 года возглавлял Чрезвычайную французскую военную миссию в России, в августе 1918-го как уже признанный военный эксперт по русскому вопросу был назначен маршалом Фошем командующим войсками Антанты в России. Как, когда и где воевала Антанта (и как её армией руководил Жанен) — о том написаны сотни исторических томов, и это не тема нашего повествования. А сразу начнём с того, как чехословацкие легионеры в Сибири подняли мятеж и тем самым разожгли пламя Гражданской войны на востоке России. Гасить пожар отправился Морис Жанен. С высочайшим предписанием от того же Фоша «вступить в командование всеми войсками в Восточной России и в Сибири восточнее Байкала — как союзническими, так и русскими, и всеми прочими». 13 декабря 1918 он прибыл в Омск.

Две картины маслом

КАРТИНА ПЕРВАЯ — «НЕ ЖДАЛИ». Жанен едет наводить порядок в раздираемое противоречиями региональное правительство. И ещё не знает, что ждёт его сюрприз: адмирал Александр Колчак, месяц назад «призванный на царство» местными военно-промышленными тузами, уже имеет титул «верховного правителя России» и осознание собственного исторического величия. И, в свою очередь, также не ждёт никаких главнокомандующих из Антанты (она хоть и кормилица по части военного снаряжения и обмундирования, да вот дух у неё не святой, не русский).

КАРТИНА ВТОРАЯ — «ПРИПЛЫЛИ». Домыслы и эмоции — в сторонку, обратимся к мемуарам очевидцев. Первую назначенную встречу с Жаненом Колчак «по болезни» пропускает. Спустя три дня, 16 декабря, они встречаются, и «верховный» обращается к Морису с заранее заготовленной (очень на то похоже) речью. Говорит «долго и возбуждённо, и аргументы носят сентиментальный характер». А именно: «Основа его власти — это военные действия, власть верховного главнокомандующего неотделима от диктатуры. Армия верит в него, если передать её в руки союзников, она лишится своей веры. «Мне нужны только сапоги, тёплая одежда и боеприпасы. Если нам в них отказывают, оставьте нас в покое! Мы сумеем их раздобыть, отняв у противника. Это гражданская война, а не война между военными, иностранец не может её вести... Чтобы правительство держалось прочно, во время борьбы нужен русский командующий».

Доводы французской военной делегации он не слышит. Приплыли: во избежание окончательного разлада Жанен назначается «главнокомандующим войсками союзных с Россией государств» (фактически — только вошедшими в грабительский раж чехословаками). Раздосадованный щелчком по носу маршал Фош постепенно сужает до узкого ручейка поток военной помощи «верховному правителю». При этом Жанен и Колчак, внешне соблюдая приличия, из вчерашних искренних союзников по белой борьбе становятся скрытыми врагами…

Стоим на полустаночке

Это в песне Людмилы Зыкиной — полустаночек. А на самом деле Нижнеудинск, последняя крупная железнодорожная станция перед Иркутском, куда и стремится для продолжения белой борьбы из сданного красным Омска адмирал. Его сопровождают председатель Сибирского правительства Пепеляев, верная фронтовая подруга Тимирёва, около шести сотен солдат конвоя и несколько десятков офицеров. В Нижнеудинске заваривается всё та же красная буза, но ещё есть время сбежать — уйти походом в Монголию. Адмирал, верный своей привычке всё так некстати заострять и не идти на компромиссы, предлагает сопровождающим жёсткий выбор: или идти с ним добровольно за кордон (что в условиях лютых морозов очень и очень непросто), или его оставить. Почти все, за исключением десятка человек, принимают решение по принципу «своя рубаха ближе к телу» и, сорвав погоны, поодиночке растворяются в ночной глуши. Понимает ли Колчак, что перегнул палку и что отныне его жизнь в руках его «друга» Жанена, поневоле взявшегося обеспечить безопасный проезд? В ту ночь Колчак окончательно седеет и констатирует: «Все меня бросили». Морис даёт Колчаку слово офицера, что гарантирует его личную безопасность, и вместе с поредевшей группой сопровождающих тот пересаживается в союзнический вагон. И вот после пяти дней пути эшелон прибывает в Иркутск, где, как назло, власть берут в руки восставшие эсеры и меньшевики. И создают так называемый коалиционный Полицентр…

Смело он в бой пошёл?

Нет, Жанен в бой не пошёл. Хотел ли выдать Колчака? Специально, наверное, всё же не планировал. Но революционные ребята из Полицентра, подзуживаемые большевиками, берут его за глотку: или выдача «верховного» — или разрушение железнодорожных путей, экспроприация награбленных ценностей у его подопечных из чехословацкого корпуса. Продавливают «на гниль»? Сложно сказать. Но у Жанена есть выбор. Можно, конечно, сдать Колчака. А можно, пользуясь немногочисленностью штыков у «полицентровских», кинуть клич среди своих легионеров типа «наших бьют» — и прорваться на восток (и вовсе не факт, что бой получился бы затяжной и кровопролитный). Тем самым сберечь свою честь. Сберечь Колчака как живой символ Белого движения. И доставить его в вожделенный Владивосток.

Такое решение мог принять только боевой генерал, не боявшийся свиста пуль, — но Жанен им не был. И такое решение мог принять только генерал, спасающий соратника по идее и личного друга по белой борьбе — но уже Колчак им не был. Ну а про честь… Представление о ней у каждого разнится. И порой существенно. Финал широко известен: Колчак с Пепеляевым находят свою смерть у края проруби, а преданная адмиралу Тимирёва за свою любовь добровольно отправляется в долгую ссылку по советским лагерям...

Жанен благополучно прибывает во Владивосток и спустя несколько месяцев организует переезд легионеров на родину (возвращаться, правда, пожелают не все, часть из них останется резвиться в Приморье). Сам отбывает в Китай, недолгое время пинает там балду (а фактически скрывается от шквала критики за предательство Колчака). После чего возвращается домой. В попытке оправдаться публикует отрывки из своего дневника, в которых утверждает, что адмирал сам виновен в трагической развязке. И даже сожалеет, что мог, но не захотел «свергнуть его раньше». Точно: ну и зачем враги при таких друзьях?

Общественное мнение на родине он полностью оправдывает. Жанена считают не иудой, а человеком, «поступившим по обстоятельствам». И в том же 1920 году производят в «великие офицеры Ордена Почётного легиона».

…А при чём тут «советский рай»? А вот коли бы Колчак добрался до Владивостока, то белое Приморье получило бы авторитетного и авторитарного диктатора. И не было бы никаких «розовых» коалиционных правительств, ни разгула коррумпированной меркуловщины и бессмысленного Хабаровского похода генерала Молчанова, ни беспомощности последнего правителя края Дитерихса. Гражданская война завершалась бы более жестоко и кроваво — и куда с большим числом ненужных жертв.

Так что спасибо вам, месье Морис!