Роман Сенчин: Сейчас время малой прозы

Выдающийся российский прозаик рассказал владивостокцам, что он думает о жанрах, вымысле, нецензурной лексике и искусственном интеллекте

Во Владивостоке завершилась работа межрегиональной мастерской Ассоциации союзов писателей и издателей России (АСПИР) для начинающих литераторов Дальнего Востока. С теми, кто прошёл предварительный отбор, работали признанные поэты, прозаики, драматурги. Руководителями семинара прозы стали дальневосточник Василий Авченко и Роман Сенчин (р. 1971) — уроженец Кызыла, выпускник Литинститута, живущий сейчас в Екатеринбурге. 

Сенчин — один из ведущих современных прозаиков России, лауреат «Большой книги» и премии правительства РФ. Среди его книг «Минус», «Нубук», «Елтышевы», «Информация», «Зона затопления», «Дождь в Париже» и многие другие. Какими мыслями поделился Сенчин с владивостокской аудиторией на встрече в библиотеке БУК, выяснял корреспондент ДВВ.

О большом романе в XXI веке

— Большие по объёму книги выходят, имеют читательский спрос, но многолинейного, продолжительного во времени повествования, настоящего романа я не вижу. Как правило, это довольно слабо и старомодно написанные произведения. Нужна какая-то новая форма, на мой взгляд. Когда-то Шолохов оттолкнулся от «Войны и мира» — именно оттолкнулся — и написал «Тихий Дон». С тех пор такого широкого полотна мы не видим. Постоянно делаются попытки, но сейчас у нас время малой прозы. Хотя, повторюсь, бывают книги крупные по объёму, но, как правило, в них одна линия, один главный герой, довольно непродолжительное время происходящего, поэтому… Я не знаю. Я бы тоже с удовольствием написал большой роман, но время сейчас скорее для рассказов, для цикла рассказов. Лично я ими как раз и занимаюсь последние годы.

О факте и вымысле

— Существует довольно стойкое мнение, что настоящий писатель должен придумывать. Когда пишут на основе своего опыта, биографии, то это уже как бы не совсем настоящее, человек — не совсем профессионал… Раньше и от первого лица очень редко писали — в ходу было третье лицо. Сейчас первое лицо вытесняет третье. Скажу о себе: так как воображение у меня не очень хорошо развито, то в основном я беру случаи, которые произошли со мной, с моими близкими. Бывает, что воспользуюсь и газетной статьёй, новостью из интернета, такие примеры были и с литераторами прошлого. У меня — вот так. Когда я начинаю выдумывать с нуля, как правило, ничего дельного не получается. За каждым персонажем есть прототип, как правило. Бывает, это собирательный образ, но чаще всего я представляю себе конкретного человека. Случается, что этот человек себя узнаёт, иногда радуется, иногда наоборот. До мордобоя пока не доходило, но обида бывает. Иногда совсем не тот человек себя узнаёт. Раньше я этому удивлялся, потом прочитал, что после того как Чехов опубликовал рассказ «Попрыгунья», несколько женщин узнали себя в героине и порвали с Чеховым отношения. Художник Левитан узнал себя в герое и три года с Чеховым не разговаривал — бывают и такие случаи. А так, в идеале, идеальный писатель — это который… Нет, всё-таки из воздуха невозможно ничего соткать. Но он должен быть наделён и воображением, и умением или даром достоверно описать придуманное, создать свой мир.

О языке и мате

— Иногда нужно подобие классического языка — такая интонация, длинные предложения, сложные предложения… Если герой другой, то уместны и сленг, и короткие предложения… Сейчас книги с так называемой нецензурной бранью (хотя чаще всего мат употребляется в художественном произведении не как брань) запаивают в полиэтилен. Я против этого: такую книгу не полистаешь в магазине, покупаешь, получается, кота в мешке. Поэтому я лично мат в последнее время не употребляю. Было время, когда в исключительных случаях у меня он появлялся. Но тогда повести и рассказы с матом публиковал даже журнал «Новый мир». Теперь это время закончилось, навсегда или нет — не знаю. Что, «Тихий Дон» стал хуже оттого, что там матерятся? Кстати, там одни женщины матерятся, а мужчины как-то посдержаннее. Говорить о том, что в повести есть мат и поэтому она ужасна, — на мой взгляд, неправильно. У Юза Алешковского есть повесть, которая вся построена на такой лексике, — «Николай Николаевич». Потом он пытался это повторить, и не раз, но уже не получалось, а вот «Николай Николаевич» — очень интересная вещь. Всё зависит от персонажа, повествователя… Когда-то Зощенко принёс свои рассказы Михаилу Кузмину, тот почитал их и упал в обморок — он не считал это литературой. А через несколько лет, увидев, какой знаменитостью стал Зощенко, стал его поздравлять и говорить: да, вы победили, теперь так пишут очень многие… Нельзя говорить, что нужно писать только классическим языком, равняться на Лермонтова или Льва Толстого. Хорошо, что литература очень широка и формально, и сюжетно. Есть о чём писать, есть от чьего лица писать — от разных социальных слоёв и так далее.

О нейросетях

— Ещё лет 10 назад каким-то механизмом был написан роман. Он не плохой и не хороший… С одной стороны, можно сказать, что, конечно, живого человека ничто не заменит. Но, может быть, и заменит. Мне интересно писать. Не скажу, что всё у меня легко и просто пишется, бывают и муки творчества так называемые, но всё это мне интересно, я этим занимаюсь. Если будет конкурент в виде искусственного интеллекта… Ну и хрен с ним, пусть будет.