Владивостокская драма Брехта . О смерти своей помощницы и любовницы классик драматургии ХХ века узнал в Транссибирском экспрессе

Малоизвестная страница биографии немецкого драматурга Бертольта Брехта (1898–1956), со дня рождения которого 10 февраля исполнилось 125 лет, связана с Владивостоком.

Брехт считался автором левым, прокоммунистическим, антифашистским. Он изучал марксизм, инсценировал «Мать» Горького. Когда к власти в Германии пришёл Гитлер и сочинения Брехта предали огню, начались его скитания: Австрия, Швейцария, Дания, Швеция, Финляндия… В мае 1941 года ему дали американскую визу, но отплыть из Финляндии в Штаты было невозможно: порты уже взяли под контроль немцы. Пришлось ехать транзитом — через СССР.

В Ленинграде Брехта встречал на вокзале представитель Иностранной комиссии Союза писателей СССР. В Москве с ним встречался «писательский министр» Александр Фадеев, «Разгром» которого Брехт высоко ценил. Гость спрашивал о своём друге — поэте и переводчике Сергее Третьякове, но все отводили глаза. Третьякова уже объявили японским шпионом — не потому ли, что в годы Гражданской войны он жил во Владивостоке? — и расстреляли.

В Советский Союз Брехт прибыл не один. Его сопровождали жена Елена Вайгель с сыном Штефаном и дочерью Барбарой, секретарь Маргарет Штеффин и датская писательница, актриса Рут Берлау.

Тут надо сказать о том, что Брехт был, мягко говоря, любвеобилен. «Сладострастие было единственным, что во мне неутолимо», — писал он. Его старший сын Франк, родившийся вне брака и оставшийся в Германии, погибнет в 1943 году на Восточном фронте. В браке с актрисой и певицей Марианной Цофф родилась дочь Ханна. Потом Брехт женился на актрисе Елене Вайгель.

Постоянно появлялись новые любовницы, которые становились его помощницами или даже соавторами. Американский профессор Джон Фьюэджи, биограф Брехта, утверждает, что едва ли не 90 процентов созданного драматургом написано «литературными негритянками». Это перебор, но небеспочвенный. Целый ряд пьес Брехта, включая знаменитую «Жизнь Галилея», официально считается написанным совместно с Штеффин, её имя указывалось на титульных листах. Немалую роль в творческих и издательских делах Брехта играла и Рут Берлау — так, с её участием написана пьеса «Кавказский меловой круг».

Что думал обо всём этом Брехт, как с этим жила его супруга, как не передрались любовницы — разбираться не будем, ясно одно: творчество и любовь были для драматурга неразделимы. Вот и в США он ехал через СССР не только с женой, но и ещё с двумя близкими ему как в романтическом, так и в творческом плане женщинами. Автор пуританской советской биографии Брехта 1966 года Лев Копелев называет Маргарет и Рут «друзьями-сотрудниками» драматурга. В документальной «Повести о маленьком солдате» Юрия Оклянского (1987) о «маленькой семейно-дружеской группе» Брехта тоже говорится предельно деликатно. В более поздних публикациях всё называется уже своими именами.

Московские товарищи заказали Брехту и его близким билеты на шведский пароход «Анни Йонсон», который 13 июня должен был выйти из Владивостока в Сан-Франциско. Состояние Маргарет Штеффин, страдавшей туберкулёзом в последней стадии, ухудшилось; при содействии Фадеева её поместили в спецлечебницу-санаторий «Высокие горы» — филиал Центрального института туберкулёза. Остальным оставаться в Москве было нельзя — истекали транзитные визы, отходил пароход. Брехт оставил Грете рукописи для работы и заверил, что расставание будет недолгим: она поправится и догонит остальных. О том, что врачи назвали состояние Маргарет безнадёжным, ей не сказали.

30 мая поезд тронулся во Владивосток. В этот день Брехт передал два письма заместителю председателя Иностранной комиссии СП СССР Михаилу Аплетину. В первом говорилось: «Я вынужден оставить здесь тяжело больной своего многолетнего помощника и друга Маргарет Штеффин. Только Ваше тёплое и сердечное обещание заботиться о ней и в том случае, если она выздоровеет, организовать её дальнейшую поездку, придаёт мне мужество, чтобы самому продолжить путь. Товарищ Штеффин незаменима в моей работе». Во втором письме, вручённом на перроне, Брехт дал распоряжения на случай смерти Штеффин: переслать ему документы и рукописи, снять гипсовую маску, «вынуть из её вещей маленькие фигурки слонов, а также дорожные шахматы, и сохранить для меня».

Поезд шёл почти 10 суток. С дороги транзитный пассажир то и дело слал телеграммы в Москву — Грете. 4 июня 1941 года в девять утра 33-летняя Штеффин умерла. Копелев пишет, что телеграмму о её смерти Брехт получил в Иркутске. На самом деле депешу с соболезнованиями, подписанную Фадеевым и Аплетиным, послали начальнику вокзала Улан-Удэ. Там, на станции, её и вручили «интуристу Брехту». В дневнике он записал: «Я это узнаю в 10 часов вечера на другой стороне озера Байкал. Наш маленький монгольский переводчик переводит мне телеграмму» (под «монгольским», видимо, следует понимать «бурятского» — до 1958 года бурят в СССР называли «бурят-монголами»). В ответной телеграмме Брехт благодарил коллег за «товарищеское отношение к Грете и мне», просил изготовить две посмертные маски, а тело Штеффин кремировать. Рут Берлау вспоминала: «Четыре дня Брехт не улыбался… Впервые он улыбнулся снова, когда мы вышли из поезда на волю. Тут стояли русские парнишки и продавали ландыши. Это были любимые цветы Греты», — вспоминала Рут.

Во Владивосток, в гостиницу «Интурист» («Версаль»-«Челюскин»), «транзитнику Брехту» 9 июня пришла новая телеграмма, сообщавшая подробности о последних часах Маргарет: она надеялась выздороветь и поехать вслед за Брехтом в США, спокойно позавтракала, попросила шампанского, прочла телеграмму драматурга и «умерла спокойно, как будто уснула». При помощи телеграфа Аплетин оперативно решил вопросы, связанные с получением Брехтом долларов во владивостокском банке и их вывозом за границу.

Потом были Штаты, откуда Брехт вернётся в Германию в 1947 году, — не без участия Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности, заинтересовавшейся им как «красным». Из-за начавшейся «холодной войны» Брехт и здесь оказался не ко двору (преследованиям также подвергались актёр Чарли Чаплин, певец Поль Робсон)…

А тогда, ещё находясь во Владивостоке, в очередном письме Аплетину Брехт вновь просил прислать ему фигурки слоников и шахматы. «Потеря Греты — тяжёлый удар для меня, но если уж я должен был её оставить, то не мог бы этого сделать нигде, кроме как в Вашей великой стране. Я никогда не забуду товарищества и радушия, которые я — и она со своей стороны — узнали тут», — говорилось в письме, отправленном драматургом из Владивостока 11 июня 1941 года. А уже через два дня в лицо ему бил свежий и горький тихоокеанский ветер.