Тропинки большого пути

Малоизвестные факты из жизни нашего великого земляка

В сентябре отмечаются две даты памяти Владимира Арсеньева: годовщина со дня смерти (4 сентября) и день рождения (10-го). За последнее десятилетие интерес к его персоне и творческому наследию вырос неимоверно. И, пожалуй, в биографии путешественника и писателя осталось немного белых пятен. Но... Какая-то информация известна всем, а другая — только редким историкам и биографам. Подборка малоизвестной фактуры об Арсеньеве, что мы подготовили (в хронологическом порядке), — из разряда последней…

1910: не корысти ради

В 1910 году Владимир Клавдиевич прибыл из Владивостока в Хабаровск на новое место работы — директором Гродековского краеведческого музея. Это культурное заведение, открытое в 1894 году, имело свою историю и неплохие экспозиции, однако нуждалось в притоке свежих идей. И арсеньевский период в истории музея стал поистине его золотым веком. Именно Владимир Клавдиевич заложил главные направления в работе, которые и поныне составляют творческую суть его деятельности. Арсеньев объединил вокруг себя научные силы Приморья и Приамурья, общественный актив.

А источником пополнения музейных коллекций стали ежегодные экспедиции — этнографические, зоологические и археологические. Он активно сотрудничал не только с местными исследователями, но также с учёными России и зарубежья. Так, в обращениях к коллегам он призывал принять «все меры к широкому привлечению на местах интеллигентных работников к делу собирания материалов». Особо тщательно новый директор подбирал кадры. Так, долгое время в штате музея не было препаратора-таксидермиста. Владимир Клавдиевич, как известно, был неплохим стрелком, а во время экспедиций, охотившись на зверей и птиц, умел и сам изготовить из них объекты для научной работы — тушки или шкурки. Однако лично заниматься подобной деятельностью на новой должности ему, понятное дело, было не с руки. В Иркутске Арсеньев отыскал лучшего специалиста в этой области Георгия Сольского, обучавшегося премудростям профессии в Германии, пригласил в Хабаровск. И это была его большая кадровая удача. В 1918 году по возвращении из Камчатской экспедиции Владимир Клавдиевич вновь переехал во Владивосток. А что же музей?

Арсеньев (в центре) с сотрудниками Гродековского музея
Фото: hkm.ru

Он вновь вернулся на прежнюю должность уже при советской власти, в сентябре 1924 года. Приехав в Хабаровск, Арсеньев инициировал создание ДВ отдела Русского географического общества и вновь вывел музей из кризиса, но уже вызванного разрухой Гражданской войны. Начал масштабную инвентаризацию музейных фондов, создал новые отделы — географии, промышленно-экономический, истории края и даже истории Октябрьской революции. Однако уже вскоре Владимир Клавдиевич эту должность оставил. Причины? Он ждал, когда, наконец, кураторы из ДВ отдела народного образования, принимавшие все кадровые и хозяйственные решения, обратят внимание на острейшие для него вопросы: удивительно низкую зарплату и отсутствие жилья. Ведь все 14 месяцев работы в Хабаровске Арсеньев жил в доме у друзей, в проходной комнате за занавеской, не имея даже письменного стола и своих книг! По этой причине он был вынужден оставить во Владивостоке свою жену Маргариту Николаевну и 4-летнюю дочь Наташу, которых, экономя деньги на питании, старался навещать по выходным.

И при самодержавии, и при новом режиме Арсеньев стойко демонстрировал готовность работать не за материальные блага, а за идею. Но, увы, всему же есть предел…

Нынешнее здание Хабаровского краеведческого музея
Фото: ic.pics.livejournal.com

1911: в подражание корсарам

Из письма Арсеньева начальнику Гидрографической экспедиции Тихого океана Михаилу Жданко: «9 июля 1911 г. я поехал на пароходе «Георгий» в надежде высадиться около мыса Гиляк при устье р. Нахтоху. …Сильное волнение в море и резкий ветер со стороны не позволили мне этого сделать. Так как ветер дул к берегу и волнение шло в том же направлении, я решил написать записку, закупорить её в бутылку и бросить в море. …Бутылку к берегу не прибило, и я забыл об ней. От р. Нахтоху я походным порядком пошёл к югу, два раза вновь побывал на Сихотэ-Алине, в верховьях Бикина и Имана. Дня три тому назад я получил переписку через японского консула. Оказалось, что моя бутылка сплавала в Японию и там была найдена около деревни Хигаситори».

Эта невероятная история, в которой Владимир Клавдиевич уподобился морским корсарам либо потерпевшим кораблекрушение, рождает простые вопросы: что, кому, зачем писал? Ответ дал текст письма, написанного карандашом и адресованного членам своей команды, успешно высадившимся ранее: «Береговой прибой не позволяет высадиться на берег. Пароход уходит в Императорскую гавань. На обратном пути в пятницу или в (неразборчиво) зайдём за вами. Никуда не отлучайтесь. Будьте готовы к посадке. Если можно, соберите у орочей для нашей экспедиции коллекцию по этнографии. Можно вместо денег дать расписки — орочи мне поверят. Пошлите непременно на р. Самаргу одного ороча к Николаю Владимировичу Степанову с запиской с просьбой отпустить молодого гольда Оненко ко мне переводчиком. Работа есть на три года. Будьте здоровы. В. Арсеньев».

Обычная и понятная проза жизни исследователя — и вроде никакой романтики? Отнюдь! Вспомнить о старинной бутылочной почте и понадеяться, что бутылку прибьёт приливом прямо в руки адресатам, — в этом и есть живой и слегка наивный, не лакированный Арсеньев…

1922: спаситель бохайской культуры

В декабре 1922 года, когда Приморье ещё не оправилось от ужасов Гражданской войны, Владимир Клавдиевич организовал и выступил с докладом на совещании, посвящённом проблемам археологии. О чём говорил? О необходимости сплошного исследования территории ДВ региона и описания найденных древностей (для чего требовалось «16 квалифицированных исследователей, 34 400 рублей, 12 месяцев»). Делая доклад, Арсеньев располагал информацией о 224 памятниках, из которых он лично обследовал и хотя бы кратко описал 128, однако, по его мнению, их число только в Приморье превышало 2,5 тысячи. И подобное владение предметом позволяет не просто предположить, а смело утверждать, что Владимир Клавдиевич, ко всем прочим своим творческим и научным регалиям, был также крупным и пытливым учёным-археологом.

Так, в своих изысканиях он никак не смог обойти вниманием вопросы древней истории, а во время экспедиций по Приморью и Приамурью выявил сотни археологических памятников, собрав большую коллекцию древних артефактов. Уникальные находки передал в центральные музеи России, в том числе и в Эрмитаж (собранная в 1906 году в низовьях Амура, на острове Сучу, коллекция керамики), а также в музеи Хабаровска (1 033 предмета) и Владивостока (965 предметов). Арсеньев понимал, что это — лишь малая часть из множества «остатков древности», разбросанных по всему региону, но без должного внимания учёных они могут исчезнуть навсегда. Поэтому нужно торопиться с их изучением и описанием, к чему и призывал он инженеров, техников, топографов, землемеров, чиновников переселенческого управления, а также священников, учителей, врачей, приставов. То есть всех, кто по долгу службы бывал в разъездах по краю и «мог уделить время для этой работы».

Что же касается Приморья, то Владимир Клавдиевич с горечью отмечал, что «с тeх пор, как в крае появились переселенцы, нивелирующая рука крестьянина-земледельца стирает следы Бохая с лица земли, и с каждым годом всё более и более. И недалеко уже то время, когда будущий историк тщетно будет доискиваться разрешения того или другого вопроса, и горько будет сожалеть о том, зачем он не приехал сюда раньше, когда была к тому полнейшая возможность». Претензии его к крестьянам были обоснованны и справедливы: обживая новые земли, они разрабатывали участки под огороды и пашни внутри древних городищ — и нередко обнаруживали старинные мечи, топоры, металлические и глиняные сосуды, монеты. Научной ценности этих предметов они не понимали и материальной выгоды не видели, а потому, как досадовал Арсеньев, «найдя проржавленную монету, крестьяне интересуются ею только одну-две минуты, а затем бросают в сторону как вещь совершенно негодную».

Но как наладить дело? В его путевых заметках есть конкретный ответ: «Не надо задаваться большими задачами. Следует только обстоятельно изучить ближайшие окрестности, свой район. …Как бы ни был плохо начерчен план укрепления, он всё же лучше, чем ничего. Издание атласа памятников, …всех в одном и том же масштабе вместе с их описаниями (археография) и с описанием находок, сделанных при раскопках (археология), нанесение этих памятников на карты 10-верстного масштаба — вот ближайшие задачи по изучению истории края. Памятники эти быстро исчезают. Надо торопиться».

И Арсеньев не просто призывал к научному описанию найденных археологических памятников, но и занимался этой работой сам. Так, в течение 12–15 лет он опубликовал в типографиях Хабаровска, Никольска-Уссурийского и Владивостока статьи и монографии по исследованным археологическим источникам: «Памятники старины в Уссурийском крае и в Маньчжурии», «Обследование Уссурийского края в археологическом и археографическом отношениях», «Ледниковый период и первобытное население Восточной Сибири», «Материалы по изучению древнейшей истории Уссурийского края» — и прочая, и прочая.

Клавдиевич за глазомерной съёмкой в экспедиции по маршруту «Хабаровск — Советская гавань», 1927 год
Фото из фондов Музея Арсеньева

Да когда же он время на всё находил? Спросите что-нибудь полегче…

1928: кинопутешествие в страну удэге

20 марта 1928 года Арсеньев получил телеграмму из Владивостокского агентства «Совкино» за подписью режиссёра Александра Литвинова, в которой его пригласили «принять участие в работах кино-экспедиции по съёмке картин из жизни и быта туземцев Дальневосточного края в качестве редактора и научного консультанта». В тайгу на съёмки он не был приглашён, но и редактором — оно ведь тоже неплохо. Интересно, а если бы позвали — то пошёл бы? Учитывая, как достала его к тому времени родная советская бюрократия, — не исключено...

Александр Литвинов в кадр Арсеньева так и не позвал...
Фото: skekb.ru

Владимир Клавдиевич очень ответственно подошёл к своему новому поручению: лично проработал весь маршрут похода, составил список предметов экипировки и даже продуктов, дал все необходимые рекомендации, письма и телеграммы к «связным» на местах. Чтобы разобраться в нюансах, режиссёр и оператор регулярно наносили визиты Арсеньеву.

«Ровно в десять утра мы сидим в кабинете у Арсеньева. Он в прекрасном настроении, потирая руки, рассказывает нам о своей беседе с председателем облисполкома, который одобрил решение снимать фильм о лесных людях», — вспоминал Литвинов. Любопытно, но «Совкино» отправляло группу на Дальний Восток для съёмок фильма о гольдах (нанайцах), — и был даже заранее подготовлен и соответствующий сценарный эскиз. Но по инициативе Арсеньева сценарий переписали, и фильм снимали об удэгейцах.

Просмотрев сценарий накануне отправки киногруппы в экспедицию, Владимир Клавдиевич резюмировал: «Если вам удастся из того, что мы с вами написали, снять только пятьдесят процентов, то это уже можно считать победой».

Чем же конкретно помог киноэкспедиции Арсеньев? Ценной картой-двухвёрсткой, «лёгкими и удобными, на привале быстро растягиваемыми палатками, также изобретением В. К. Арсеньева», так называемыми деревьями Арсеньева — наблюдательными точками-метками, с которых открывались требуемые для съёмок панорамы. А его непререкаемый авторитет среди местных жителей не раз помогал киногруппе в ходе съёмочных работ.

Оператор Павел Першин адаптировал карту Арсеньева к экспедиционным условиям: сфотографировал по частям, уменьшил изображение и склеил в книжку-раскладушку, с которой сверял все экспедиционные переходы. Таким образом, киногруппа, ведомая арсеньевским проводником Сунцаем Геонкой, продвигалась точно по составленному Владимиром Клавдиевичем маршруту. В качестве основного места для киносъёмок Арсеньев рекомендовал стойбище Иней Амулинка в верховьях реки Анюй. Оно являлось традиционным удэгейским поселением, содержавшим все необходимые натурные и интерьерные детали для киноповествования: жилища, хозпостройки, орудия промыслов и предметы утвари.

Формально книга писателя «Лесные люди — удэхейцы» стала основой сценария и фильма, однако фактически Литвинов не особо сковывал себя рамками (главами) этого произведения. Его коньком стали величественные натурные панорамы, анималистические планы, кадры растительного мира уссурийской тайги, погружающие зрителя в среду девственной дальневосточной природы, в которой и существуют главные герои фильма — удэгейцы.

На съёмках фильма «Лесные люди»
Фото: kinoprim.ru

Спустя полгода полнометражный (60 минут) чёрно-белый немой документальный фильм был завершён — началась его прокатная жизнь. О чём лента — писать нет смысла, её можно и сегодня спокойно посмотреть в Сети. Да-да, фильм вышел в прокат! «В лучших кинотеатрах страны...», «Каждый советский гражданин должен видеть эту картину!» — такими заголовками зазывали зрителей в кинотеатры печатные СМИ тех лет. «На показы в кинотеатрах разных городов СССР выстраивались очереди, фильм успешно конкурировал с развлекательной художественной продукцией, по просьбам зрителей продлевались сроки проката», — констатировала газета «Правда», рупор советской печати. Может, и привычно привирала изрядно, однако...
Фильм действительно вызвал значительный общественный резонанс за рубежом. Копии «Лесных людей» отправлялись по запросам в Великобританию, Германию, США, Францию и другие страны, а зарубежная пресса (журнал «Азия», газета «Манчестер Гардиан» и другие) публиковали о фильме восторженные отзывы. А это значит, что кинолента, создание которой курировал Владимир Клавдиевич, действительно была сделана профессионально.

И всё же, и всё же... Только ли в качестве консультанта хотел выступить Арсеньев? Давайте поищем ответ. «В 1928 году я подумал: слава богу, как будто я сделал всё, что мог, и теперь займусь обработкой своих этнографических и археологических материалов, — но тотчас же откуда-то со стороны (оказывается, из Москвы) на фоне моей сумеречной жизни появляются две фигуры из Совкино. Сначала я хотел было выругаться, но потом увидел, что эти мои новые знакомые — люди весьма интересные. Видит бог, я не думал выступать в роли киноартиста! Но я убедился, что от этих «совкиношников» никуда не уйдёшь: они будут караулить меня, снимать из-за угла, и всё равно экрана мне не миновать», — так вспоминал те события Владимир Клавдиевич. Зря переживал: никто его не караулил и не снимал из-за угла, и киноартистом он не стал, и даже в кадры фильма не попал...

Арсеньев — археолог и спаситель древних памятников
Фото: avatars.dzeninfra.ru

Годы и десятилетия всё больше отдаляют от нас величественную, но такую человечную фигуру Владимира Арсеньева. Но они же, эти годы, дарят нам всё новые крупицы информации об этом изумительном человеке и патриоте России.

А значит, новые открытия впереди!